Неточные совпадения
Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень — Орфей.
Не внемля
критике суровой,
Он вечно тот же, вечно новый,
Он звуки льет — они кипят,
Они текут, они горят,
Как поцелуи
молодые,
Все в неге, в пламени любви,
Как зашипевшего аи
Струя и брызги золотые…
Но, господа, позволено ль
С вином равнять do-re-mi-sol?
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали политику с кокетством,
молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные
критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
Движение «в сторону наименьшего (национального) сопротивления», — как его называет один из
критиков — украинцев, — вело сотни
молодых людей в тюрьмы, в Сибирь и даже (как, например, Лизогуба) на плаху…
— Я, конечно, принимаю и ласкаю
молодого Верховенского. Он безрассуден, но он еще молод; впрочем, с солидными знаниями. Но всё же это не какой-нибудь отставной бывший
критик.
(33) Муравьева здесь два стихотворения: «Письмо к *» (ч. I, ст. XXXII) и «Время» (ч. II, ст. XVI). В одной
критике («Собеседник», ч. IV, ст. XVI) эти стихотворения признаны справедливо очень дурными и названы опытами
молодого писателя. В самом деле, не имея почти никакого содержания, по языку стихи эти могут быть сравнены разве с творениями Петрова.
Он тогда делался уже любимцем молодежи, но как
критики ни он, ни Скабичевский не имели такого обаяния на
молодую публику, как 10–12 лет перед тем Добролюбов и Писарев.
А с таким уравновешенным эстетом, как Эдельсон, это было немыслимо. И я стал искать среди
молодых людей способных писать хоть и не очень талантливые, но более живые статьи по
критике и публицистике. И первым критическим этюдом, написанным по моему заказу, была статья тогда еще безвестного учителя В. П. Острогорского о Помяловском.
Я был — прежде всего и сильнее всего —
молодой писатель, которому особенно дороги: художественная литература,
критика, научное движение, искусство во всех его формах и, впереди всего, театр — и свой русский, и общеевропейский.
По этой части он с
молодых годов — по свидетельству своих ближайших приятелей — "побил рекорд", как говорят нынче. Его приятель — будущий
критик моего журнала"Библиотека для чтения"Е.Н.Эдельсон, человек деликатный и сдержанный, когда заходила речь об этом свойстве Островского, любил повторять два эпизода из времен их совместного"прожигания"жизни, очень типичных в этом смысле.
Мне и тогда такая, хотя бы и несколько"деланная", простота скорее понравилась. Но я знал, как и все тогда знали, что Тургенев был огорчен той коллизией с
молодой публикой и
критикой, какая произошла после"Отцов и детей".
И даже в том, как оценен был Базаров двумя тогдашними
критиками радикальных журналов, сказались опять две ступени развития в
молодом поколении.
А там вечер — в театре
молодых актрис поддерживали, в клубе любительниц поощряли, развивали их, покупали им Шекспира, переводили им отрывки из немецких
критиков, кто не знал языка.
Так что первая причина славы Шекспира была та, что немцам надо было противопоставить надоевшей им и действительно скучной, холодной французской драме более живую и свободную. Вторая причина была та, что
молодым немецким писателям нужен был образец для писания своих драм. Третья и главная причина была деятельность лишенных эстетического чувства ученых и усердных эстетических немецких
критиков, составивших теорию объективного искусства, то есть сознательно отрицающую религиозное содержание драмы.
В самом деле: разве находка у нее нынешнего мужа в некотором роде не самая простонародная сцена? Разве это не отдает «Москалем Чаривником»?.. Как хороша взаправду живая народная жизнь! Марья Степановна почувствовала негодование к выходкам против Белинского. Скобелев ей открыл более, и она добилась случая видеть раз знаменитого
критика. Потом у ней пил чай и что-то читал Николай Полевой, и кто-то с кем-то спорил о славянофилах и о необычайном уме
молодого Хомякова.